— Бежит? — переспросила Мара, продолжая проверять записи об урожае квайта на полях недавно купленного поместья в Амболине.
— Во весь дух, госпожа, — подтвердил запыхавшийся стражник, принесший это известие.
Как видно, он и сам бежал во весь дух, лишь бы успеть предупредить властительницу.
Мара жестом предложила Джайкену самостоятельно подвести итоги. Поднявшись с места и почувствовав, что от долгого сидения колени у нее сгибаются с трудом, она осторожно пробралась между шаткими нагромождениями грифельных дощечек к выходу из комнаты.
Она поспела к двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как коренастый курьер огибает последний поворот дороги вокруг пастбища.
Он именно мчался что было сил, а не шагал быстрой походкой и не бежал трусцой; это означало, что он выполняет поручение чрезвычайной срочности.
— Ума не приложу, какое же дело его так подгоняет? — вслух подумала Мара.
Сарик, тут же возникший у ее плеча, ответил, как обычно, вопросом:
— Беда, госпожа, иначе зачем человеку нестись сломя голову по грязи?
Властительница Акомы криво улыбнулась советнику, который, похоже, не скучал по прежней солдатской жизни в казармах. Его сухое, саркастическое остроумие было совсем непохоже на задорный юмор его кузена Люджана. Упорное стремление Сарика всегда докапываться до корней всего происходящего могло бы помешать ему в продвижении на воинской стезе, но это же качество делало его неоценимым на новом поприще. Слепое повиновение — отнюдь не добродетель для советника.
И Сарик успел показать, чего он стоит. Более шести месяцев Империя жила, присмирев под железной дланью Аксантукара. Со времени поездки Мары в Священный Город для встречи с хранителем печати Имперские Белые трижды вмешивались в дела, которые в противном случае свелись бы к заурядной пограничной склоке между властителями. Свои решительные меры Аксантукар оправдывал необходимостью поддержания порядка в Империи, но Сарик хмуро подметил, что Имперскому Стратегу удивительным образом всегда удается склонить чашу весов в пользу той стороны, которая поддерживала его при восхождении к власти. Возврат политических долгов вполне соответствовал правилам Игры Совета, но привлечение Имперских Белых для разрешения столь мелких конфликтов воспринималось как явный перебор и свидетельствовало о тяге к кровопролитию, которая не уступала кровожадности Минванаби.
Для Акомы сложившаяся расстановка сил оказалась выгодной, поскольку Тасайо был вынужден сохранять вид кроткого спокойствия. Будучи самым могущественным соперником Имперского Стратега, властитель Минванаби прекрасно понимал, как поведет себя Аксантукар, если семья Тасайо отхватит чересчур большой кусок. Человек, носивший ныне белое с золотом, правил столь же безжалостно, как его предшественник, но его действия были еще более непредсказуемыми. Даже в своей усадьбе, которая по праву считалась почти неприступной, Тасайо не чувствовал себя в полной безопасности.
Подбежавший к ступеням крыльца гонец вывел Мару из задумчивости.
— Властительница Акомы?.. — поклонился он. Его тело, прикрытое лишь набедренной повязкой и браслетами с отличительными знаками гильдии, блестело от пота.
— Да, это я. Кто тебя послал?
— Сама гильдия, госпожа. — Гонец выпрямился и откинул со взмокшего лба слипшиеся волосы. — Ради блага Империи моя гильдия обращается ко всем правящим властителям и властительницам.
Ради блага Империи… Этими словами гонец давал понять: гильдия считает дело настолько важным, что рассылает скороходов за свой счет.
— Что же случилось? — уже озабоченно спросила Мара.
Посланец, очевидно, воспринял как должное, что Мара приступила к расспросам, не предложив ему подкрепиться с дороги.
— Госпожа, Империя в опасности. Боги разгневались на нас. Возвратился маг-отступник Миламбер, некогда бывший причисленным к Всемогущим.
Мара ощутила сзади какое-то движение и поняла, что к ней присоединился Кевин.
— Значит, проход через Бездну снова открыт? — с нескрываемым волнением спросил мидкемиец.
— Твой раб понял правильно, досточтимая властительница, — ответил гонец, глядя только на Мару. — Но это не все. Имперский Стратег предпринял попытку захватить мага с помощью своих союзников в Ассамблее. Никто толком не знает, как именно развернулись события. Известно лишь, что во дворце была схватка между Имперскими Белыми и войском под началом Камацу Шиндзаваи.
Казалось, внезапно все вокруг потемнело. Мара безотчетно вцепилась в ворот собственного платья с такой силой, что у нее побелели суставы пальцев.
— Бои во дворце? — повторила Мара с напускным спокойствием. — Хокану, без сомнения, сражался плечом к плечу с отцом?
— Именно так, госпожа. — Гонец не знал, что у Мары есть и свои личные причины для тревоги, — но он словно смаковал мрачные новости, с которыми являлся в знатные дома. — И в результате всего этого Имперский Стратег был объявлен изменником и приговорен к позорной смерти.
Мара едва не ахнула: позорная смерть могла означать лишь одно — казнь через повешение. Всего две силы в Империи могли осудить на подобную смерть, по среди магов у Аксантукара имелись союзники.
— Император?..
— Да, госпожа, Свет Небес сам вынес приговор и временно приостановил действие права какого бы то ни было властителя занимать бело-золотой трон.
В последовавшей затем паузе потрясенная Мара смогла лишь попытаться привести в порядок разбегающиеся мысли. Император, осуждающий Имперского Стратега! Подобных примеров не знала многовековая история Цурануани. Даже во времена жесточайших опасностей ни один из предшественников Ичиндара не решался на такое вопиющее нарушение традиций.