Слуга Империи - Страница 212

212

Схватив Айяки за запястье, Накойя решительно потащила его через спальню к слуге, который ждал с кафтаном наготове. Несмотря на недуг, из-за которого ее пальцы опухли и с трудом сгибались, у нее все еще была железная хватка.

Айяки перестал упираться и просунул стиснутый кулачок в подставленный рукав. Затем он остановился, нахмурившись и растирая запястье, на коже которого остался багровый след от пальцев советницы.

— Теперь другую руку, — сердито бросила Накойя. — И больше никаких глупых штучек!

Айяки неожиданно воспрянул духом и с усмешкой повторил:

— Больше никаких глупых штучек.

Затем без возражений он предоставил слуге возможность надеть рукав на вторую руку, и вскоре ненавистный кафтан водворился на его плечах. Тогда Айяки с победоносной улыбкой поднял руку к верхней черепаховой пуговице и в мгновение ока оторвал ее.

— Кафтан мне подходит, — вызывающе заявил он. — Но носить оранжевое я не буду!

— Дьяволенок! — так и ахнула Накойя. От негодования она шлепнула его по щеке, что заставило мальчишку разразиться возмущенным воплем.

Он заорал так громко, что слуги вздрогнули. Стражники в коридоре невольно отвлеклись и не услышали, как мягко приземлился на пол некто в черном, метнувшийся через окно в комнату.

Внезапно слуга, стоявший ближе всех, покачнулся и упал с ножом в спине, не успев даже вскрикнуть, а в следующий момент второй слуга свалился с перерезанным горлом.

Накойя почувствовала глухой удар падения тела на деревянный пол. Постоянное ожидание опасности, с которым она жила долгие годы, не подвело ее и на этот раз. Она наклонилась, схватила наследника Акомы, который все еще продолжал реветь, и изо всех сил толкнула его в угол. Он покатился и застрял Между спальной циновкой и подушками, разбросанными в обычном утреннем беспорядке.

Главная советница позвала стражу, но ее слабый старческий голос никто не услышал. Айяки в это время вопил, ослепленный яростью, и безуспешно пытался выпутаться из постельного белья. Только Накойя видела грозящую ему опасность: жизнь покидала слуг, истекающих кровью на полу детской.

При виде фигуры в черном одеянии братства убийц из уст Накойи вырвался невнятный возглас. Злодей извлек из-за пояса другой нож и пальцами левой руки сделал петлю на шнурке. Его лицо было скрыто колпаком из тонкой черной ткани, на руках натянуты перчатки. Сквозь прорези колпака было видно только, как горят фанатическим огнем глаза, устремленные на намеченную жертву — на мальчика, который был наследником Мары. Одна Накойя преграждала наемнику путь. Нож уже был занесен для броска, чтобы сразить ее.

— Нет!..

В тот самый момент, когда нож вылетел из его руки, Накойя, пригнувшись, бросилась вперед и вцепилась в левую руку убийцы. Как иначе могла бы она помешать ему пустить в дело роковой шнур, приготовленный для горла Айяки? Кинжал просвистел над головой первой советницы и вонзился в оштукатуренную стену.

Убийца выругался и сделал шаг в сторону. Но Накойя успела ухватиться за удавку. Она рвала ногтями тонкие кожаные перчатки наемника и царапала его пальцы в безумной попытке отнять шнур.

— Не бывать тому… — задыхалась она. Дозваться до охраны так и не удалось: слабый голос ей не повиновался.

Убийца не стал тратить время на борьбу. Его глаза презрительно сощурились, и, выхватив правой рукой из-за пояса еще один нож, он всадил клинок между ребрами старой женщины.

Лицо Накойи исказилось от боли, но она все еще цеплялась за шнур.

— Умри, старуха! — Убийца злобно повернул нож.

Тело Накойи свело судорогой. У нее вырвался стон смертной муки, но она еще крепче сжала шнур.

— Он не умрет… позорной смертью… — выдавила она через силу.

Крики Айяки прекратились. Он увидел нож в стене у себя над головой, а затем — кровь, растекающуюся по половицам. Один из упавших слуг еще корчился в агонии. Так и не выпустив из руки оранжевую черепаховую пуговицу, парализованный ужасом Айяки перестал реветь. Ему сразу пришло в голову, что убийца — это сам Тасайо. Как только он проникся этим убеждением, в нем пробудилась отцовская отвага.

— К бою! — заорал он. — К бою!..

В его воображении возникли видения воинов — и он, решительно выкарабкавшись из подушек, кинулся лупить незваного гостя и для начала ударил того по бедру.

Посланец Камои не удостоил вниманием этот наскок, вознамерившись сперва добить Накойю. Он еще глубже протолкнул нож в рану.

Кровь старой няни успела насквозь пропитать черную перчатку, пока убийца выдергивал удавку из судорожно сжатых старческих рук. Но она еще боролась и, собравшись в комок, упала на Айяки, прижав его к полу.

— Будь проклят вовеки, — едва слышно прохрипела она. Ее покидали последние силы. Айяки задергался, пытаясь высвободиться. Убийца схватил мальчика и потащил его к себе.

Сквозь пелену, застилающую глаза, старая женщина увидела наконец стражников на пороге. Ворвавшись в детскую с обнаженными мечами, они устремились через комнату к убийце, выкрикивая боевые кличи. В ярких солнечных лучах их оружие сверкало нестерпимым блеском.

Убийца заторопился, желая побыстрее прикончить Айяки, который изворачивался и отбивался с яростными воплями. Накойя пыталась приподнять голову из лужи растекающейся крови. Видеть она не могла — только слышала, как стучали по полу босые ноги сопротивляющегося Айяки. У нее темнело в глазах, но она успела с удовлетворением осознать: скомканный шнур все еще оставался у нее в руках. Единственное, что ей удалось, — она вынудила убийцу пустить в дело нож… Мальчику, который умер достойной смертью от клинка, уже нечего бояться.

212