Слуга Империи - Страница 221

221

У Мары екнуло сердце. Кровь застыла у нее в жилах; но когда она медленно обернулась, тут уж ее бросило в жар. Работник в выгоревшей на солнце рубахе оказался не кем иным, как Аракаси… и он приближался к ней с кинжалом в руке. Она уже была готова позвать на помощь, когда он повергся ниц на посыпанную гравием дорожку и протянул кинжал рукояткой вперед.

— Госпожа, — заговорил Аракаси, — я умоляю тебя о милости: позволь мне оборвать свою жизнь с помощью этого кинжала.

Мара невольно отступила назад.

— Некоторые поговаривают, что ты меня предал, — выпалила она, не подумав. Такие слова звучали как грубое обвинение.

Казалось, Аракаси слегка вздрогнул.

— Нет, госпожа, этого быть не могло. — Он замолчал, затем добавил с бесконечной болью в голосе:

— Но из-за моего промаха случилась беда. — Он страшно исхудал. Одежда садового работника нелепо висела у него на плечах, а руки были истерты, как старый пергамент. Но его пальцы не дрожали.

Внезапно Маре отчаянно захотелось спрятаться в тень… или любым иным способом избавиться от сжигающих лучей солнца.

— А я так доверяла тебе.

Ни один мускул не дрогнул у Аракаси, но, казалось, пропали куда-то все его уловки, маски и обманные трюки. Он выглядел как всякий слуга — изнуренным, бесхитростным и беззащитным. Мара никогда прежде не замечала, какие костлявые у него запястья. Когда Аракаси заговорил, его голос выдавал такую же опустошенность, как и лицо:

— Пятеро наших шпионов, состоявших на службе в доме Минванаби, мертвы. Они были убиты по моему приказу, и наемник из Братства Камои, которому это было поручено, принес мне их головы в доказательство, что работа выполнена. Одиннадцать связных, которые передавали донесения из провинции Шетак, также расстались с жизнью. Этих людей я убил собственной рукой, госпожа. Теперь у тебя нет соглядатаев в доме твоего врага, но и у Тасайо также не остается никакой ниточки, за которую он сумел бы ухватиться. Нельзя было допускать ни малейшей возможности, чтобы хоть один человек в случае провала мог предать тебя под пытками, и поэтому нельзя было ни одного из них оставить в живых. Я снова умоляю разрешить мне самому искупить вину. Дай мне дозволение принять смерть от клинка.

Аракаси не надеялся, что она согласится на его просьбу. Он служил Акоме не по праву рождения: когда Мара рискнула принять его присягу на верность, он был всего лишь одним из серых воинов — изгоев Империи.

Мара опять сделала шаг назад и, натолкнувшись на каменную скамью, почти упала на нее. Это неожиданное движение привлекло внимание часовых, и несколько воинов подбежали посмотреть, что происходит. Офицер, который был у них за старшего, увидел слугу, распростертого у ног госпожи, и узнал в нем мастера тайного знания. По сигналу командира весь его маленький отряд бегом бросился к цветнику. Солдаты схватили Аракаси за локти, рывком поставили его на ноги и крепко связали; все это заняло у них меньше минуты, после чего командир патруля деловито спросил:

— Госпожа, как прикажешь поступить с этим человеком?

Мара не спешила отвечать. Она заметила, что воины обращались со своим пленником весьма осторожно, словно он источал яд или от него можно было ожидать опасного подвоха — даже сейчас. От пристального взгляда властительницы не укрылось ни выражение спокойной безнадежности на лице Арака-си, ни темные круги под ввалившимися глазами. За этим безрадостным фасадом уже не таились никакие секреты. Можно было подумать, что солдаты удерживают лишь пустую оболочку мастера, которую покинул его свободный и дерзкий дух. Он обреченно ожидал позорного конца — смерти в петле.

— Отпустите его, — сказала Мара самым будничным тоном.

Солдаты беспрекословно повиновались. Аракаси опустил руки и по привычке одернул рукава. Он стоял со склоненной головой в позе бесконечной покорности. Смотреть на это было больно.

Если он притворялся… нет, даже самый великий артист не смог бы так сыграть эту роль.

Воздух казался тяжелым и вязким, и все затаили дыхание.

— Аракаси, — медленно проговорила Мара, — ты исполнял свои обязанности, как считал нужным. Ты и твоя сеть добывали сведения; ты никогда не ручался за исход событий. На тебя не возлагалась обязанность принимать решения. Я твоя госпожа, и решения принимаю я. Если допущен промах, если из полученных сведений сделан неверный вывод — винить следует только меня, и никого другого. Поэтому тебе не будет позволено умертвить себя кинжалом. Но это не все. Теперь уже я сама прошу прощения за свою позорную провинность… за то, что требую от преданного соратника больше, чем в его силах. Скажи, ты согласен и впредь служить Акоме? Хочешь ли ты и дальше руководить сетью разведки и способствовать гибели властителя Минванаби?

Аракаси медленно выпрямился. С пугающей искренностью вглядываясь в глаза Мары, он, казалось, читал то, что было скрыто в ее душе.

— Ты не похожа на других властителей нашей Империи, — сказал он с вновь появившимися бархатными нотками в голосе. — Если бы я отважился выразить свое мнение, я бы сказал, что ты совсем иная. И это делает тебя опасной.

Мара первая опустила глаза.

— Может быть, ты и прав. — Она покрутила на пальцах нефритовые кольца. — Так ты останешься на службе?

— До конца дней своих, — тотчас ответил Аракаси, а потом глубоко вздохнул. — У меня есть новости… если тебе угодно их выслушать.

— Позже. А сейчас иди и подкрепись с дороги. — Когда Мара подняла глаза, мастер тайного знания уже удалялся по дорожке своей былой пружинящей походкой.

— Госпожа, как ты определила, что он невиновен? — спросил совсем еще юный командир патруля.

221