Слуга Империи - Страница 66

Пока Кейок собирался с силами для надлежащей отповеди, мидкемийца и след простыл. Огонек свечи показался слепяще-ярким, а боль стала невыносимой. Опять полилась тихая музыка, но мелодичные трели не находили путь к сердцу. Стихи утратили свой блеск и превратились в бессмысленный поток никчемных фраз. Кейок погрузился в сон.

***

Мара поджидала в коридоре. Никого из свиты рядом не было, и Кевин, не заметив хрупкую фигурку, чуть не сбил ее с ног. Он вытирал глаза, смахивая непрошеную влагу, и только в последний момент успел остановиться прямо, перед властительницей.

— Ты за это ответишь, — сказала она. Несмотря на ее ровный тон и непринужденную позу, Кевин понял, что Мара пришла в ярость. Теребя пальцами тонкую ткань рукавов, она продолжала:

— Я не прожила на свете столько лет, сколько Кейок командовал нашей армией. Он побывал в таких переделках, о которых страшно даже подумать. Однажды ему пришлось уйти с поля боя и оставить своего господина на верную гибель — надеюсь, даже ты понимаешь, что этот приказ поразил его в самое сердце, — чтобы забрать меня из монастыря Лашимы и тем самым спасти род Акома от уничтожения. Если мы сохранили свой священный натами, то в этом заслуга Кейока. Как ты посмел — ты, раб, варвар! — допустить хотя бы намек на его малодушие?

— Могу ответить, раз ты спросила, — сказал Кевин. — У меня язык без костей, и случается, я забываю его придержать. — Тут он улыбнулся с внезапной искренностью, которая всегда обезоруживала Мару.

Властительница вздохнула:

— У тебя просто зуд — соваться туда, где ты ничего не смыслишь. Если Кейок хочет умереть смертью воина, это его право. Наше дело — скрасить его последние часы.

Улыбка исчезла с лица Кевина.

— Вот с этим-то я и не могу смириться: ваши обычаи ни в грош не ставят человеческую жизнь. Кейок — непревзойденный тактик. Его главное достоинство

— светлая голова, а не рука, заносящая меч. Вы же уходите в сторону, присылая к нему стихоплетов и музыкантов! Как можно равнодушно ждать, пока он унесет с собой в могилу секреты военного дела, которые позарез нужны вашей армии…

— Что ты предлагаешь? — не дав ему договорить, процедила Мара сквозь побелевшие губы.

От ее колючего взгляда Кевину сделалось не по себе, однако он продолжил:

— Было бы разумно назначить Кейока советником. Если подходящей должности сейчас нет, что стоит ее создать? И уж конечно, надо без промедления созвать лучших лекарей. Он тяжело ранен в живот, но человеческая природа везде одинакова — и у вас, и у нас: люди до последней минуты хотят быть полезными.

— Подумать только, о каких материях рассуждает мой камердинер! — ядовито заметила Мара.

Мидкемиец окаменел и умолк. Их глаза встретились; Кевин явно хотел продолжить свою мысль. Мара пыталась догадаться, что у него на уме, и даже не заметила приближения слуги-скорохода.

— Госпожа, — поклонился юноша, — Накойя просит тебя срочно прийти в Тронный зал. К тебе пожаловал имперский посланник.

Лицо Мары, пылавшее гневным румянцем, побледнело.

— Немедленно разыщи Люджана и пришли его ко мне, — приказала она скороходу.

Словно забыв о существовании Кевина, властительница стремительно развернулась и заспешила по коридору, не заботясь о соблюдении приличествующей степенности. Скорохода словно ветром сдуло.

Кевину ничего не оставалось, как последовать за ней.

— Что случилось? — Он без труда настиг свою миниатюрную хозяйку и снова обратился к ней с вопросом:

— Кто такой имперский посланник?

— Тот, кто приносит дурные вести, — на ходу бросила Мара. — Если сразу после нападения Минванаби нам доставлено послание от Императора, Имперского Стратега или Высшего Совета, значит, в Игре сделан решительный ход.

В Тронном зале дольше, чем где бы то ни было, сохранялась влажная утренняя прохлада. Кевин успел заметить Накойю, которая уже ожидала на возвышении, и услышал, как под гулкими сводами отдаются эхом чеканные шаги Люджана. Однако не это привлекло внимание мидкемийца: впереди, в полумраке, он заметил тусклый блеск золота — неожиданное и тревожное зрелище для такой страны, где любой металл был огромной редкостью.

Имперский посланник восседал на богато расшитой подушке, всей своей позой выражая значительность. Это был молодой, атлетически сложенный человек в торжественном белом облачении. Сандалии с плетеными ремешками плотно облегали его запыленные ноги, красивое лицо блестело от пота. Черные волосы длиною до плеч были собраны в пучок и стянуты полосатой лентой, белой с золотом. Металлическая золотая нить, вплетенная в ткань, свидетельствовала о близости к императору.

При появлении Мары посетитель встал и поклонился. В его жестах сквозила надменность. Пусть он был всего лишь слугой, а перед ним стояла госпожа, но слово его хозяина всегда оставалось непреложным законом для всех властителей. Бело-золотая лента делала посланника неуязвимым на всей протяженности Империи: он мог появиться на поле брани в разгар жаркой битвы, и ни один солдат не посмел бы преградить ему путь. Опустившись на одно колено, посланник протянул Маре внушительный свиток с золотым обрезом, перетянутый золотыми лентами и скрепленный печатью.

Тонкие руки властительницы сорвали печать и развернули, пергамент. Пока она читала послание, Люджан занял место, где прежде стоял Кейок, а Накойя делала над собой видимые усилия, чтобы не заглядывать в свиток через плечо госпожи.

С высоты своего роста Кевин заметил, что послание содержит всего пару строк. Но почему-то Мара вникала в его суть слишком долго. Наконец она подняла глаза и заговорила с посланником: